В Киеве продолжают убивать Столыпина. Теперь, правда, не его самого, а установленные в его честь мемориальные знаки. На днях со стены здания бывшей больницы братьев Маковских, в которой 5 (18) сентября 1911 года скончался смертельно раненный премьер, была украдена памятная доска. Та самая, установленная два года назад, которая уже подвергалась атакам неизвестных вандалов.

Претензии не по существу

Нынешний инцидент вызвал, ни много ни мало, международный резонанс. Посольство РФ направило Украинскому МИДу ноту протеста, а советник посольства Андрей Воробьев заявил: «В канун празднования 1025-летия крещения Руси в Киеве совершен подлый варварский акт – украдена мемориальная доска Петру Аркадьевичу Столыпину. Убеждены, что преступление не могло быть делом рук настоящих киевлян, патриотов своего города. Совершившие святотатство поставили себя в один ряд с теми, кто раздувал огонь революции и братоубийственной гражданской войны в Украине, провоцируя голодомор, кто сносил памятник Столыпину в первые же дни окаянных дней февраля 1917 года и по-хрущевски закатывал в асфальт его могилу».

Очень интересное заявление! Безусловно, вандализм – очень мерзкое преступление, независимо от того, чьи памятники и доски при этом страдают. И было бы не только справедливо, но и очень полезно найти подлецов и примерно наказать, в назидание другим. Вместе с тем и российскому посольству стоит, что называется, «следить за базаром», даже если его работники преисполнены эмоций. На то они и послы, чтобы быть сдержанными и корректными.

Ну, ладно, раз доска была установлена российским посольством (но на украинское здание), можно понять сам факт появления подобного заявления. А то ведь к нынешней Российской Федерации покойный Петр Аркадьевич имеет такое же отношение, как и к независимой Украине. Обе наши страны - это части некогда единого государства, и ни одна часть не может присвоить себе монополию на историю или навязывать её трактовку другим. Ведь некрасиво же выглядит, когда украинские националисты орут, что Россия 350 лет оккупировала и гнобила Неньку? Столь же некрасиво выглядят некоторые претензии обитателей Москвы на культурное, историческое и политическое единонаследие Руси и Российской империи.

Столыпин был и нашим премьером, когда мы были частью Российской империи, так что не стоит делать вид, что он является персонажем истории исключительно Российской Федерации. Да, и мы знаем, что в украинской власти (и тем более в оппозиции) достаточно дураков, считающих иначе. Но на то они и дураки.

Или вот к чему, например, в заявлении российского посольства данный акт хулиганско-политического вандализма именуется «святотатством»? Разве Петр Столыпин был канонизирован церковью как святомученик? Разве его мемориальная табличка являлась предметом религиозного поклонения? А если нет, то к чему бросаться такими словами? Хотели придать «российской собственности» священный ореол?

Наконец, кто такие «настоящие киевляне, патриоты своего города», и кто, по мнению российского посольства, «раздувал огонь революции и братоубийственной гражданской войны в Украине»? И почему посольство Российской Федерации считает буржуазно-демократическую Февральскую революцию 1917 года «окаянными днями»?

Майдан-1917

Нужно заметить, что люди, работающими послами в Киеве, так и не удосужились подробно ознакомиться с историей этого города. Иначе бы они знали, что памятник Петру Столыпину снесли не в «окаянные дни февраля», а в марте 1917 года.

Всё началось с «шевченковских дней» (9-19 марта), традиционно отмечаемых украинскими национал-патриотами. После Февральской революции им уже не нужно было скрывать, что данное мероприятие является не собраниями фан-клуба почившего поэта, а политическими акциями националистов. И они развернулись на полную!

Любопытный факт: первая в истории тогдашней России «украинская манифестация» состоялась в… Петрограде. Тамошние «хохлы» так активно отмечали «шевченковские дни», что загуляли аж до 12 марта и увенчали свою вечеринку грандиозной уличной демонстрацией. Шли с транспарантами «Нехай живе вільна Україна!», пели «Розпрягайте, хлопці, коней!».

Узнав об этом, доселе тихо сидевшие по конспиративным квартирам киевские «свідомі українці» поняли, что за подобные акции их больше не будут бить нагайками казацкие эцилоппы. И тоже решились выйти на улицу, которая как раз только освободилась от митингов кадетов и «трудовиков», с ликованием отметивших свержение самодержавия. Кстати, в августе 1991 киевские национал-патриоты тоже будут неделю ждать новостей из Москвы и лишь потом примут декларацию о независимости.

И вот с 16 марта в Киеве начались непрекращающиеся «украинские марши», а по сути, первый в истории города Майдан. Его собрали многочисленные клубы национал-патриотов и «народников», украинские эсеры и социал-демократы, анархисты. Выходили кружками и семьями, партиями и фракциями, национально-сознательные преподаватели выводили на площадь свои классы. Поднимали флаги, ставили трибуны, выступали с грузовиков и фонарных тумб. Самое веселье началось тогда, когда на акцию приперлись 30 тысяч солдат Киевского гарнизона и учебных полков, очень не хотевших отправки на фронт, а потому горячо поддержавших и свержение царя, и национальное возрождение. Постепенно к ним присоединялись киевские «низы»: лавочники и молочницы, дворники и грузчики, кухарки.

На волне этого Майдана-1917 была образована Центральная Рада - тут же, из пожимающих друг другу руки «активистов», которая сразу же назначила на 19 марта проведение грандиозной акции под названием День Свободы. Да, Виктор Ющенко был не оригинален, когда учредил праздник с таким же названием на годовщину «оранжевой революции».

И вот третий день орущая лозунги и песни толпа вдруг заметила, что марширует и пляшет гопака вокруг памятника Столыпину, стоявшего на площади возле Киевской городской Думы. «Долой! Геть!» - раздались крики. Киевляне притащили доски и соорудили леса, солдаты и ряженые «козаки» взялись за веревки – и бронзовый экс-премьер был снят с постамента и отправлен на завод «Арсенал» для переплавки.

Освободившееся место потом пытались использовать для водружения своих кумиров многие политические силы, захватывавшие власть в Киеве, пока 1 сентября 1919 года постамент вместе с гипсовым Карлом Марксом не взорвали саперы генерала Бредова.

Нужно отметить, что в том же марте 1917-го был снесен и второй памятник Столыпину, воздвигнутый в 1913 голу в Симбирске. И сделали это не украинские национал-патриоты, а российские левые: эсеры, большевики и меньшевики, «бундовцы» и т.д. Что же касается кадетов, октябристов и разных там «центристов», то они, как и их киевские однопартийцы, не возражали против этого вандализма и «святотатства».

А знаете, что самое интересное? Что памятник Александру II, стоявший на Царской (ныне Европейской) площади Киева, тогда никто не тронул. Более того, когда летом 1917-го кто-то похитил с него серебряные венки, их нашли – и бережно вернули на прежнее место. Судя по всему, к царю-освободителю у киевлян претензий не было – ни у «свидомых», ни у русофилов, ни у левых, ни у правых. Лишь в 1920 году его статую демонтировала советская власть.

Другое дело Петр Столыпин, которого ненавидели почти все. Украинские национал-патриоты ненавидели его за то, что он якобы участвовал в гонениях на украинский язык и был яростным противником претворения имперской Малороссии в автономную Украину. Они до сих пор считают его за это российским шовинистом и «імперським керманичем».

Что ж, их позиция понятна. Но за что же так ненавидели Петра Столыпина другие политические силы рухнувшей Российской империи и миллионы людей в разных её уголках, большинство из которых ни о какой «украинской идее» даже не слыхивали?

Один против всех

«Власть - это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка. Где аргумент бомба, там естественный ответ - беспощадность кары», - аргументировал премьер Столыпин, совмещавший заодно и пост министра внутренних дел, свое решение о создании военно-полевых судов.

Система правосудия Российской империи в начале XX века была несколько странной, на наш взгляд. Несмотря на длящийся с января 1905 года всероссийский бунт, продолжала действовать либеральная судебная система мирного времени. Возникали казусы: при подавлении мятежа солдаты могли убить кого угодно, даже просто любопытных зевак, и это считалось нормальным, но если лидеры мятежников или известные террористы попадали живыми в руки властей, их нужно было судить, как простых убийц. При этом допущенные к судам адвокаты, общественные деятели и пресса затягивали процесс. Нередко задержанным давали несколько лет каторги или даже оправдывали.

Террор революционеров расширялся. За три года было совершено 26268 покушений, 6091 должностное и частное лицо было убито, свыше 6000 ранено. Было убито 768 и ранено 820 представителей власти. Очень страдала полиция, которую избивали и убивали все, кому не лень.

«Пусть тотчас же организуются отряды, пусть тотчас же вооружаются, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога. Пусть каждый отряд сам учится хотя бы на избиении городовых», - строчил им рекомендации Ульянов-Ленин, призывавший также обливать солдат и полицейских кипятком и кислотой.

От рук террористов пострадал и Столыпин, точнее его дочь: от взрыва бомбы она стала калекой. И тогда у него возникла идея передачи дел задержанных мятежников, террористов и налетчиков в специально созданные военно-полевые суды, выносящие приговор в течение двух суток. На них не допускались хитроумные адвокаты и скандальные общественники, журналисты, обвиняемый даже не мог прокричать кому-то свое последнее революционное слово. Словом, эдакие предтечи сталинских «троек». Приговоры были суровы: каторга или высшая мера, причем их обжалование не допускалось.

Ответный террор власти был суровым, но не таким уж и массовым. По самым максимальным оценкам, за время работы Столыпинских военно-полевых судов к каторжным работам было приговорено около 60 тысяч, а к высшей мере чуть более 6 тысяч человек. Помогло ли это подавить «первую русскую революцию»? На сей счет у историков до сих пор нет единого мнения.

Однако этот шаг, равно как и роль Столыпина в роспуске первой и второй Думы, сделала его врагом практически всех политических партий - от эсеров и анархистов до кадетов. Кстати, это именно депутат-кадет Родичев придумал выражение «столыпинский галстук», за что потом извинялся перед премьером. Но никто после этого не хотел оказывать Столыпину политической поддержки. Когда позже он хотел ввести в правительство ряд представителей «демократических» партий, они высокомерно отказались.

Военно-полевые суды одобрили только монархисты из «Союза русского народа». Однако между ними и Столыпиным быстро возникли серьезные разногласия и напряжение. Более того, когда в 1912 году «Союз русского народа» раздробился и сошел с политической сцены, один из его лидеров Иван Толмачев (градоначальник Одессы) так отозвался об уже покойном премьере: «Меня угнетает мысль о полном развале правых. Столыпин достиг своего, плоды его политики мы пожинаем теперь, все ополчились друг на друга».

Одной из претензий к премьеру была его либеральная политика в отношении евреев. С ними он сблизился ещё когда служил чиновником в Ковно. По словам его дочери, в их доме часто играли еврейские музыканты, которым Столыпин заказывал «маюфес». А будучи губернатором Гродно, Столыпин открыл там еврейское народное училище.

Уже сразу после своего назначения премьером, Столыпин подал идею о полной отмене т.н. «черты оседлости» для евреев и наделения их всеми полными гражданскими правами наравне с другими. Идею, в конце концов, забраковал сам Николай II, однако Столыпину удалось почти вдвое увеличить «квоты» для евреев-абитуриентов, желающих поступать в вузы. Кроме того, именно по инициативе Столыпина была объявлена фальшивкой и провокацией известная книга «Протоколы сионских мудрецов».

Увы, по иронии судьбы, Петр Аркадьевич был убит евреем-анархистом Дмитрием (Мордко) Богровым, который выбрал своей мишенью не присутствовавшего там же Николая II или кого-то из великих князей, а именно Петра Столыпина. Поэтому это убийство до сих пор остается такой же тайной, как и убийство Линкольна или Кеннеди. Существует множество предположений, что страдающий депрессией Мордко, который являлся внештатным сотрудником «охранки» (и потому был пропущен в театр), был лишь игрушкой в чужих руках.

Но в чьих? За пять лет премьерства Столыпин нажил себе немало врагов как среди политиков, так и среди самых высокопоставленных лиц, включая царя. Причиной охлаждения отношений между Столыпиным и Николаем II был… да, тот самый Распутин. Они ненавидели друг друга и боролись между собой за влияние над императором. Но, к сожалению, аргументированные обращения Столыпина к Николаю II меркли перед «истериками царицы», которой манипулировал «святой старец».

«Он бегал по мне своими белесоватыми глазами, произносил какие-то загадочные и бесполезные изречения из Святого Писания, как-то необычно водил руками, и я чувствовал, что во мне пробуждается непреодолимое отвращение к этой гадине, сидящей напротив меня. Преодолев себя, я прикрикнул на него, сказав ему прямо, что на основании документальных данных он у меня в руках, и я могу его раздавить в пух и прах, предав суду по всей строгости законов о сектантах», - рассказывал Столыпин о своей последней встрече с Распутиным.

Сразу после этого Распутин спешно уехал из столицы «по святым местам». А через несколько месяцев премьер Столыпин был убит. Причем Николай II, бывший свидетелем покушения, так и не соизволил явиться на его похороны. Но зато затем своим повелением остановил тщательное расследование этого дела.

«Неоднократно предав Столыпина и поставив его в беззащитное положение по отношению к явным и тайным врагам, «обожаемый монарх» не нашел возможным быть на похоронах убитого, но зато нашел возможным прекратить дело о попустителях убийцам, а затем сказал, предлагая премьерство Коковцеву: «Надеюсь, что вы меня не будете заслонять, как Столыпин?», - с презрением писал о Николае II известный русский юрист Анатолий Кони.

Отец кулачества

Но на похороны Столыпина не пришел не только царь, но и великий русский писатель, тогдашняя «живая совесть русского народа», писатель Лев Толстой. А ведь когда-то их семьи дружили! Однако с каждым годом премьерства Столыпина их отношения резко портились. И причиной тому была знаменитая столыпинская аграрная реформа.

Нынешние политики, воспевающие Столыпина, любят мусолить одно его изречение, которое якобы свидетельствует о величии Столыпина как реформатора, руководителя, патриота и вообще честного душевного человека:

«Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!»

Что ж, сказано красиво. Вот только, произнося эти слова, Петр Аркадьевич сильно лукавил и кривил душей, как и нынешние политики-краснобаи. Поскольку именно его аграрная реформа стала тем радикальным средством, которое потрясло Российскую империю до самого основания и ударило не только по экономическому укладу её жителей, но и по культуре русского народа. Так кому же нужны были великие потрясения?

В 1905 году Российская империя пережила свой первый серьезный экономический кризис, который впервые серьезно поднял проблему безработицы. И речь шла уже не о традиционных босяках, ошивающихся в поисках временного заработка, а о квалифицированных рабочих и даже служащих, которые до этого никогда не знали горя, поскольку ценились на рынке труда.

Проблему усугубило то, что эти рабочие и служащие зачастую уже были горожанами во втором-третьем поколении и не могли вернуться обратно в деревню «на прокорм», чтобы переждать кризис. Да и долго ждать было нельзя: по тогдашним традициям, человек, который не имел постоянной работы более двух лет, уже не мог её получить. Безработным оставалось либо помирать с голоду, либо лезть в петлю, либо… да, именно – бунтовать. Собственно, в этом и заключалась одна из причин революции 1905-07 годов.

А что же Столыпин? А он носился со своей идеей разрушения крестьянской общины. В его понимании общинное землевладение было причиной чудовищной неэффективности крестьянских хозяйств, которые на 2/3 были вообще натуральными. Кроме того, общинное землевладение препятствовало образованию свободного рынка земли.

За четыре десятилетия, прошедших после освобождения крестьян Российской империи, их численность выросла в 1,7 раза. Но земли у общин не прибавилось, да и урожайность не увеличилась, будучи одной из самых низких в Европе. Больше ртов – меньше хлеба, а он ведь был нужен для экспорта за границу. Но крестьяне неохотно покидали общины, где вековой уклад коллективного труда помогал им выживать. Опять же, а куда? В город, в подмастерье к сапожнику? Уехать из деревни и купить себе землю в другом уголке страны крестьянин не мог.

В общем, как известно, столыпинская реформа делала ставку на «эффективного собственника» и представляла собой типичную приватизацию общинной земли теми, кто этого желал. По задумке, земля должна была перейти в руки «толковых хозяев», то есть кулаков, которые бы стали эдакими российскими фермерами и новой опорой России. Ну а менее удачные крестьяне стали бы работать батраками или ушли бы в город и стали рабочими.

Однако эта грандиозная «перестройка», чем-то напоминающая горбачевскую «кооперацию» и ельцинскую «приватизацию», закончилась так же, как и многие современные либеральные реформы. Да, прослойка «зажиточного крестьянства» выросла – раза так в полтора. Новое кулачество было целиком обязано своему успеху реформе Столыпина. Вот только вместе с этим выросло и число бедняков. А что еще хуже, выросло число безземельных: половина вышедших из общины крестьян (2,5 миллиона дворов), получили свой пай, а через пару лет продали его, проели деньги – и остались ни с чем.

Куда им было податься? В городе – безработица, а в селе можно было прокормиться, только идя на поклон к кулаку. Впрочем, зачастую землю скупали даже не свои же соседи-кулаки, а колонисты (немцы, евреи, сербы), помещики, церковь, а то и вообще какие-то ушлые посредники. В основном это коснулось юга России, а вот крестьяне центра были куда более осторожны: там из общин вышло лишь 15% дворов.

Обычно современные поклонники Столыпина видят лишь позитив его реформы: появилось столько-то крупных крестьянских хозяйств, столько-то кооперативных агропредприятий, были освоены сибирские земли, начало быстро расти городское население. Однако всё это перевешивал негатив: миллионы крестьян обеднели или потеряли всё, а города наполнились люмпенами, либо отбивали заработок у горожан, либо занимались попрошайничеством и воровством. В 1912 году всё это аукнулось очередным голодом и новыми бунтами увольняемых рабочих.

Озлобление крестьян и рабочих подхватили левые политические партии. А интеллигенция, критиковавшая Столыпина за его «галстуки», теперь еще и возненавидела его за разрушение векового уклада крестьянкой жизни. Особенно негодовал по этому поводу Лев Толстой.

Эта же причина вызвала недовольство «Союза русского народа», который как раз опирался на православное крестьянство. А дворянство увидело в реформе Столыпина попытку создать себе экономических конкурентов (кулаков) и еще больше принизить и без того неважное положение аристократии.

«Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!» - кричал Столыпин, пытаясь переубедить своих оппонентов, число которых постоянно росло. Однако сами реформы Столыпина, потрясающие экономику и общество, всё сильнее расшатывали Российскую империю, подготавливая революции 1917 года. Столыпин вошел в её историю как первый «перестройщик», чьи реформы закончились развалом государства. Вторым был Горбачев, также грезивший об «эффективном собственнике».

Возможно, именно поэтому на рубеже 80-90-х годов о Столыпине вдруг заговорили как о великом реформаторе. Политики сыпали цитатами из его речей, с особым упоением повторяя фразы о «великой России», требовали политической стабильности и просили народ подождать двадцать лет, чтобы «увидеть итоги преобразований». Возможно, поэтому политики, которые приватизировали общественное имущество рухнувшего Союза и за счет обнищания народа создали класс современных кулаков, видят в Петре Аркадьевиче Столыпине своего идейного вдохновителя, учителя и кумира.

Неудивительно, что они эмоционально требуют найти и наказать «святотатцев», укравших его мемориальную доску. Вот только господа, похоже, совершенно забыли, чем же закончились столыпинские реформы…