"Игнорируя чудовищные перекосы Мао, французские интеллектуалы видели в нем новый светоч мысли", - пишет журналистка Le Figaro Изабель Лассер.

"(...) Великая коммунистическая мечта о бесклассовом мире давно привлекала западные элиты. В 1930-х годах часть европейской интеллигенции, обольщенная коммунизмом, видела в советском "раю" светлое будущее человечества и пела дифирамбы Сталину, по крайней мере, до доклада Хрущева. Затем она стала поклоняться Мао Цзэдуну с его Красной книжечкой и культурной революцией, казалось, что он поднял факел перед лицом хрущевского СССР, который в конечном итоге стал не очень романтичным и революционным", - говорится в статье.

"(...) Франсуа Миттеран считал Мао Цзэдуна "гуманистом", а Ролан Барт и интеллектуалы журнала Tel Quel, подобно тому, как в XVIII веке принято было ездить в Италию, отправились в поездку в Китай в мае 1974 года, в разгар чистки, совершенной маоистским режимом, когда китайский ГУЛАГ был заполнен до краев. Все вернулись в восторге от этих "потемкинских поездок", в которых иностранцам предлагали лучшее, что было в Китае, но скрывали от них внутренние проблемы и политическую реальность", - отмечает автор статьи.

"(...) В 1953 году Луи Арагон счел Сталина "гениальным", теперь же итальянский философ Мария Антониетта Максиокчи, очень популярная в Париже, опубликовала книгу во славу Мао, которого она также сочла "гениальным". (...) Когда Мао умер в 1976 году, парижские интеллектуалы почтили его память. В газете La Cause du peuple Сартр утверждал, что "в отличие от Сталина, Мао не совершил никакой ошибки". Притягательная сила действовала даже на правых, так, Валери Жискар д'Эстен полагал, что с его смертью погас "светоч мировой мысли", - передает журналистка.

"(...) Близость к Китаю является для нас давней традицией. Мы отправляли миссионеров в Юньнань. Китай всегда присутствовал в нашей литературе. Наши иезуиты проделали колоссальную переводческую работу. В течение очень долгого времени Париж был центром синологии. И до 1980-х годов Франция принимала наибольшее количество китайских студентов в мире. Неудивительно, что нас охватила эта коллективная истерия!" - объясняет синолог Мари Хольцман. Она также считает, что французы оказались столь восприимчивы к маоизму, "потому что они сами во многом идеологи и могут с большей легкостью попасть в идеологическую ловушку, нежели другие народы".

"Большую роль сыграл также политический контекст холодной войны. Повальное увлечение Китаем началась тогда, когда СССР перестал представлять собой альтернативу, а "страна Советов" стала антимоделью, цитаделью ревизионизма, политическим пугалом. Культурная революция, являвшаяся по сути сведением счетов между противоборствующими группировками, спровоцированным Мао, который оказался в меньшинстве в своей партии и стремился восстановить власть, интерпретировалась в Париже как стихийное и романтичное восстание молодых красногвардейцев, которые бросились в атаку на испорченные бюрократией государственный аппарат и Коммунистическую партию", - комментирует Лассер.

"(...) Французы считали то, что происходит в Китае, похвальным. В нас всегда присутствовала некая анархическая сущность. К тому же, нам понравился призыв Культурной революции к студентам и молодежи свергнуть команду старых хрычей, которые стали похожими на Брежнева. Китайская революция содержала в себе много новаторских формул", - вспоминает Ален Бук, бывший журналист Le Monde, который тогда был очарован Китаем и его великим лидером. (...)

"Тогда казалось, что геополитика подтвердила такой выбор. Эпоха была переполнена диктаторами и поджигателями войны, интервенциями, направленными против различных народов: в Греции правили полковники, в Испании Франко, это было время советской интервенции в Чехословакию, войны во Вьетнаме, апартеида в Южной Африке и Португалии Салазара. В конце 1950-х годов произошел своеобразный социалистический шиизм, разделивший Китай и СССР", - указывает автор публикации.

"(...) Китай был силой, способной поставить себя на службу эксплуатируемых стран третьего мира, а также капиталистических стран, оплотом против американского капитализма и советского ревизионизма, - говорится в публикации. "Основной угрозой в то время был СССР. Китайцы, находившиеся в холодных отношениях с Советами, считались объективными союзниками", - вспоминает Ален Бук.

"Китайцы были бедными крестьянами. Они тяжело трудились на полях, и все были одеты одинаково. У них не было вооруженных сил, они никуда не вторгались. Режим был молодым, в отличие от советских руководителей. К тому же, Китай хотел играть балансирующую роль в мире и повсюду искал друзей. Было естественно повернуться в сторону китайцев, которые казались менее опасными, чем Советы", - продолжает Ален Бук. (...) Сам Мальро в 1965 году встретился с Мао, которого он считал "величайшей исторической фигурой нашего времени". И вернулся из Китая восхищенным", - пишет Le Figaro.

"(...) В конечном счете, большинство французских интеллектуалов порвали с маоизмом. Но не все из них оказались самокритичными. Сегодня это в основном предприниматели и представители правых, которые превозносят преимущества авторитарного и репрессивного капитализма, практикуемого потомками Мао", - указывает издание.

"Те, кто защищает китайскую модель, больше основываются не на идеологии, а на экономике. Их мотивом также нередко становится антиамериканизм. Когда в 2019 году бывший премьер-министр Жан-Пьер Раффарен получил "орден Дружбы" от Китая, он сказал, что предпочитает "не односторонний подход, предложенный Трампом, а мультилатерализм Китая, который поддерживает отношения с несколькими государствами". В отличие от эпохи Дэн Сяопина, Китай Си Цзиньпина сегодня проводит державную политику. Но он все еще пытается играть на видимости и обольщении: такова политика Шелкового пути", - рассуждает журналистка.

"Следует отметить, что когда Китай говорит о мультилатерализме, он вкладывает в это понятие совершенно иное значение, чем то, которое использует Запад. "Наивность не исчезла. Она все еще наблюдается на многих скамьях наших парламентских ассамблей: некоторые шокированы, когда плохо говорят о "дружественной стране и стратегическом партнере", - комментирует Ален Бук. Изменит ли правила игры коронакризис, открывший Западу истинное лицо Китая Си Цзиньпина, с трудовыми лагерями уйгуров, нападками на западные демократии, тюремным заключением оппозиционеров и ограничением личной свободы?" - задается вопросом Изабель Лассер.